Экзаменационный (типовой) материал ОГЭ / Литература / 01-02 задание / 56

            Мы остались глаз на глаз.
            Несколько минут продолжалось обоюдное наше молчание. Пугачёв смотрел на меня пристально, изредка прищуривая левый глаз с удивительным выражением плутовства и насмешливости. Наконец он засмеялся, и с такою непритворной весёлостию, что и я, глядя на него, стал смеяться, сам не зная чему.
            — Что, ваше благородие?  — сказал он мне.  — Струсил ты, признайся, когда молодцы мои накинули тебе верёвку на шею? Я чаю, небо с овчинку показалось... А покачался бы на перекладине, если б не твой слуга. Я тотчас узнал старого хрыча. Ну, думал ли ты, ваше благородие, что человек, который вывел тебя к умету, был сам великий государь? (Тут он взял на себя вид важный и таинственный.) Ты крепко передо мною виноват,  — продолжал он,  — но я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принуждён я был скрываться от своих недругов. То ли ещё увидишь! Так ли ещё тебя пожалую, когда получу своё государство! Обещаешься ли служить мне с усердием?
            Вопрос мошенника и его дерзость показались мне, так забавны, что я не мог не усмехнуться.
            — Чему ты усмехаешься?  — спросил он меня нахмурясь.  — Или ты не веришь, что я великий государь? Отвечай прямо.
            Я смутился: признать бродягу государем был я не в состоянии: это казалось мне малодушием непростительным. Назвать его в глаза обманщиком  — было подвергнуть себя погибели; и то, на что был я готов под виселицею в глазах всего народа и в первом пылу негодования, теперь казалось мне бесполезной хвастливостию. Я колебался. Пугачёв мрачно ждал моего ответа. Наконец (и ещё ныне с самодовольствием поминаю эту минуту) чувство долга восторжествовало во мне над слабостию человеческою. Я отвечал Пугачёву: «Слушай, скажу тебе всю правду. Рассуди, могу ли я признать в тебе государя? Ты человек смышлёный: ты сам увидел бы, что я лукавствую».
            — Кто же я таков, по твоему разумению?
            — Бог тебя знает; но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку.
            Пугачёв взглянул на меня быстро. «Так ты не веришь,  — сказал он,  — чтоб я был государь Пётр Фёдорович? Ну, добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька. Послужи мне верой и правдою, и я тебя пожалую и в фельдмаршалы, и в князья. Как ты думаешь?»
            — Нет,  — отвечал я с твёрдостию.  — Я природный дворянин; я присягал государыне императрице: тебе служить не могу. Коли ты в самом деле желаешь мне добра, так отпусти меня в Оренбург.
            Пугачёв задумался. «А коли отпущу,  — сказал он,  — так обещаешься ли, по крайней мере, против меня не служить?»
            — Как могу тебе в этом обещаться?  — отвечал я.  — Сам знаешь, не моя воля: велят идти против тебя – пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник, сам требуешь повиновения от своих. На что это будет похоже, если я от службы откажусь, когда служба моя понадобится? Голова моя в твоей власти: отпустишь меня  — спасибо; казнишь  — Бог тебе судья; а я сказал тебе правду.
            Моя искренность поразила Пугачёва. «Так и быть,  — сказал он, ударя меня по плечу.  — Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь. Завтра приходи со мною проститься, а теперь ступай себе спать, и меня уж дрёма клонит».

(А. С. Пушкин. «Капитанская дочка»)